* * *
Господь Велик! Господь Могуч!
Не для него живут преграды:
Гор поднебесные громады,
Грома, нагромождение туч.
И нет морей без берегов
И нет такой великой силы,
Которую он не осилил.
Нет у Него больших врагов.
* * *
А если хочешь есть ты —
На ус себе мотай:
Приказов слушай вести
И много не болтай.
Кричат: “Сарынь на кичку!”
Не рассуждая шкурь.
Да ладно — если вычтут,
А вдруг снесут башку.
Любой из нас невольник,
Мечта о воле — бред.
Нет бурлаков на Волге?
А кто сказал, что нет?
* * *
Я — по заброшенному полю,
В лицо мне пыльный суховей;
В низине здесь, насколько помню,
Всегда буянил соловей.
День не суровой нитью вышит,
Какой ни есть, но всё же лад.
Но что-то нынче я не слышу
Его раскатистых рулад.
* * *
Алые нити заката.
Вечер такой да не люб?
Что же в печаль я закатан? —
Тени тяжёлые лью.
Надо отбросить усталость,
И отодвинуть свой пат.
Этого разве так мало —
Видеть прекрасный закат?
* * *
Как нельзя обижаться на мать
(Обижается и глупость, и нежить),
Так на Родину глупо пенять,
Что не очень нас жирно содержит.
Что с неё, посмотрите-ка ты брать?
Видишь сам — не лиха на оброки.
Не она виновата — твой брат,
Выжимающий пагубно соки.
* * *
Бумага сгорает быстро —
Исписанный лоскуток.
Ружейный послышался выстрел,
И птицу уносит поток.
Уносит её, уносит
Бросать по каменьям чтоб.
Течение и не спросит:
Зачем это так? За что?
* * *
Вот вам без сокрытия
Этих слов приют:
Разум и наитие
Веру создают.
* * *
Уходит жизнь, все меньше дней,
Могила зарастет бурьяном,
И будет дождь плясать на ней
С утра, как мужичишка пьяный.
Сотрется скоро бугорок,
А не сотрется — благо ль это?
Душа умчится, как парок;
Под дерновиной — что отпето.
Пустое в бронзе прозвенеть,
Звон бронзы будет не слышен.
При жизни хочется поесть
Не волчьих ягод, спелых вишен.
* * *
Свой страх мусолим беспробудно,
Зазвездье силимся понять.
Не нам определять, что будет,
Мы можем только сочинять.
ЛЕБЕДА
Захватить всю землю грезит...
Ох, ты горе! ох, беда!
Так и лезет, так и лезет,
Прет злодейка-лебеда.
Утвердиться все стремится,
Поперек не становись,
Зеленеет и кустится,
Норовит и вширь, и ввысь.
Осуждений грозных туча
Не приносит ей вреда.
До чего она живуча
И нахальна лебеда.
* * *
Наука тянется в зенит,
А нищета в ушах звенит.
* * *
Слова словно смелые слетки —
Слетают с обветренных губ,
Возможно что век их короткий:
Уронит их первый же круг.
Кровавая рана на теле,
И взгляд окружения туп.
И всё же они полетели,
Стараясь постичь высоту.
* * *
Давно отогнаны химеры,
Изучены иные сферы:
Бог высоко, наука ниже,
А вера, как всегда, в престиже.
* * *
Порой невыносимо больно,
Вокруг все кажется пустым,
И шепчет вкрадчиво безволие:
«Оставь, забудь, уйди, остынь...»
Не верь, что смерть покой приносит,
Что жизнь — пустая суета:
Один пожухлый лист — не осень,
Не жизнь сгорела — а мечта;
Все лучшие цветы остались
(Жизнь не прожить без неудач),
Поверь, пройдет души усталость,
Не будь сама себе палач.
Свести ты с жизнью хочешь счеты,
Покинуть землю без следа,
Но эти страшные просчеты
Ты не исправишь никогда.
Не верь же слабости минутной,
Не торопись про всех забыть,
Здесь, в жизни мудрой и беспутной,
Ты лишнею не можешь быть.
* * *
Молились строю коммунальному,
На сто процентов идеальному.
Теперь от этой идеалки
Остались только коммуналки.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Публицистика : Феноменология смеха - 2 - Михаил Пушкарский Надеюсь, что удалось достичь четкости формулировок, психологической ясности и содержательности.
В комментарии хотелось бы поделиться мыслью, которая пришла автору вдогонку, как бонус за энтузиазм.
\\\"Относительно «интеллектуального» юмора, чудачество может быть смешным лишь через инстинкт и эмоцию игрового поведения.
Но… поскольку в человеческом обществе игровое поведение – это признак цивилизации и культуры, это нормальный и необходимый жизненный (психический) тонус человека, то здесь очень важно отметить, что «игра» (эмоция игрового поведения) всегда обуславливает юмористическое восприятие, каким бы интеллектуальным и тонким оно не было. Разве что, чувство (и сам инстинкт игрового поведения) здесь находится под управлением разума, но при любой возможности явить шутку, игровое поведение растормаживается и наполняет чувство настолько, насколько юмористическая ситуация это позволяет. И это одна из главных причин, без которой объяснение юмористического феномена будет по праву оставлять ощущение неполноты.
Более того, можно добавить, что присущее «вольное чудачество» примитивного игрового поведения здесь «интеллектуализируется» в гротескную импровизацию, но также, в адекватном отношении «игры» и «разума». Например, герой одного фильма возвратился с войны и встретился с товарищем. Они, радуясь друг другу, беседуют и шутят.
– Джек! - спрашивает товарищ – ты где потерял ногу?
- Да вот – тот отвечает – утром проснулся, а её уже нет.
В данном диалоге нет умного, тонкого или искрометного юмора. Но он здесь и не обязателен. Здесь атмосфера радости встречи, где главным является духовное переживание и побочно ненавязчивое игровое поведение. А также, нежелание отвечать на данный вопрос культурно парирует его в юморе. И то, что может восприниматься нелепо и абсурдно при серьёзном отношении, будет адекватно (и даже интересно) при игровом (гротеск - это интеллектуальное чудачество)\\\".
